Олег Мухин - Человек: 1. Теория большого надувательства

Я тогда его не понял. Начал спорить, что теория Хай Фая не имеет никакого отношения к нашему случаю, так как не все земляне стали «сквизами», а только жалкая кучка, четыреста человек. Но сейчас, в свете вновь открывшихся обстоятельств, слова Великого Китайца приобретали совершенно другой смысл. Быть может, сидящая передо мной представительница туристической фирмы «Спэйс Энд Тайм Трэвл Груп» и есть жертва того самого эксперимента? Но тогда зачем Хай Фай, будучи актёром, подсовывал мне свою теорию? Может быть, разыгрывая меня, они тоже чувствовали себя одураченными? И поэтому они не находят инопланетян, поскольку с ними уже никто не хочет иметь дела. Потому что человечество не смогло отстоять своих позиций как биологический вид. А я, или, точнее, мой предшественник, сыграл роль бикфордова шнура, взорвавшего мир. Миллиардер был ключевой фигурой эксперимента, ни в какую апатию от сверхбогатства он не впадал, а догадался каким-то образом о своей роли. Стёр память, оставил лишь детские воспоминания и поставил эксперимент над самим собой ради того, чтобы попробовать вырваться из ловушки, в которую его заманили.

Видимо, мне предстоит большая работа. По реабилитации самого себя. Только нужно во всём тщательно разобраться. Пока это только мои домыслы.

– Вот мы и на месте, – сказала она, тем самым прервав молчание и оторвав его от раздумий. Он не почувствовал ничего – ни толчка, ни удара, ни столкновения с землёй; так же, как при старте, гравитолёт не оказал никакого воздействия на него. «Может, мы и не летели вовсе, а всё ещё находимся неподалёку от Тайника?» – подумал он, поднимаясь из-за стола и следуя за ней…

Первое доказательство было очень весомым, дополнительных подтверждений не требовалось – его можно было при желании даже руками потрогать. В центре огромного кратера, образовавшегося то ли от падения метеорита, то ли от посадки корабля, стоял фотонный звездолёт. Его размеры превосходили всё виденное Алексом до этого, имеющее искусственное происхождение. Это было нечто колоссальное. Четыре отражателя размером с футбольное поле каждый. Двенадцать планетарных двигателей, величиной с двенадцать межконтинентальных баллистических ракет. Некий небоскрёб-рекордсмен, спроектированный архитектором-авангардистом.

В нижней части звездолёта был открыт люк, куда тянулись длиннющие колонны грузовиков, трейлеров, фур, платформ, контейнеровозов и прочего автотранспорта. Корабль, словно пылесос, всасывал в себя людей, технику, грузы.

Шла тотальная эвакуация.

Часть шестая

Люди

По истечении тысячи миллионов лет ничего несовершенного вроде современных растений, животных и человека на Земле уже не будет.

Всё, что будет, уже было.

Жизнь есть страдание.

Причиной страдания служит желание обладать непостоянными предметами.

Страдание кончается, стоит отказаться от непостоянного.

Стремись к вечному, к постоянному, это и есть бог.

…в какой-то момент у меня возник довольно гнетущий образ неких пришельцев, видящих гибель нашей планеты, которые прилетают на своих космических кораблях, обнюхивают всё вокруг, находят наши скелеты, сидящие у телеприёмников, пытаются определить, почему мы умерли раньше срока, и приходят к заключению, что мы развлекли себя до смерти.

1

Он сбежал от них сразу же после реинкарнации. Они просто жутко ему надоели своими бесконечными лекциями, и каждый день смотреть на их сладкие – до приторности – физиономии у него уже не было сил. А тем более теперь, когда он приобрёл целый ряд новых преимуществ. Он затерялся в промышленной зоне, а уж там до ближайшего лифта было рукой подать…

Как только он выбрался из кабины, он чисто машинально бросил взгляд туда, откуда только что прибыл. Задрав голову вверх, посмотрел в безоблачное пронзительно голубое небо (хорошо видимое через шахту), как будто в нём можно было увидеть орбитальное кольцо, опоясывающее Землю по экватору. Конечно, никакой станции там совершенно не просматривалось. «Возможно, ночью её всё же можно наблюдать невооружённым глазом – эдакую дорожку разноцветных огней. Наверняка, любопытное зрелище», – подумал он.

Лифтоприёмник представлял собой довольно замысловатое инженерное сооружение. Чтобы попасть из него наружу потребовалось время и способность ориентироваться в

незнакомой обстановке. Несмотря на то, что везде – прямо в воздухе – висели надписи, языка-то он не знал; хотя буквы были известные, слова, из которых они состояли, непонятными.

Первое, что его удивило, когда он очутился на улице – это не была улица; он думал, что, выйдя из лифтоприёмника, он окажется под небом, на площади, на бульваре, на аллее, или как там у них это теперь называлось. На самом же деле пространство имело потолок – вместо неба очень высоко сквозь едва угадывающуюся крышу просматривались другие помещения, уходившие в калейдоскопическую бесконечность. То же – и под

ногами. Сквозь пол, как сквозь прозрачную морскую гладь, можно было наблюдать иные, растворяющиеся в перспективе, объёмные измерения. Но самое замечательное: и вверху, и внизу, и вокруг него – везде – были люди.

Людей было много. И все они находились в движении: одни – прогуливались, другие – деловито спешили куда-то, третьи – перемещались, поддерживаемые невидимыми энергетическими потоками. Люди двигались парами и поодиночке, иногда – группами, редко – небольшими толпами. В одежде мужчин преобладали более консервативные холодные тона, женские же наряды отличались пестротой, яркостью красок. Но и у первых, и у вторых была одинаковая особенность – их одеяния постоянно меняли свою форму, цветовую гамму. Одежда, как и люди, тоже была в движении. Фасоны и стили менялись так быстро, словно это был показ мод.

Несмотря на то, что пространство сверху и снизу было явно замкнутым, а также отсутствовали дороги, тротуары и ровные ряды деревьев, ощущение улицы всё-таки Алекса не покидало. «Это, конечно, не улица; то, что я вижу, надо бы назвать другим

словом, но в моём словарном запасе нет такого эквивалента, а вот у НИХ, наверняка, есть», – подумал он.

Людские потоки расходились в совершенно разные стороны, отсутствовала узкая направленность, как на обычной улице, тем не менее, каскадность путей, многоуровневые векторы перемещений имели место быть.

А ещё запах. Запах тут был абсолютно особенный. Никакого сравнения с орбитальным. Как только его выпустили из операционной, он сразу же обратил внимание, что приобрёл

великолепную способность различать запахи и наслаждаться ими. Но там, в трёхстах пятидесяти километрах от поверхности Земли, палитра запахов была другой. То ли живые диковинные растения, в изобилии произрастающие здесь, то ли атмосферные воздушные

массы создавали необычайный аромат, который он с удовольствием вдыхал.

Помимо людей и растений было и ещё кое-что любопытное. Насекомые. А, может быть, даже микроптицы. Алексу трудно было понять, что он видит. Какие-то странные маленькие летающие объекты, определённо природного, а не искусственного

происхождения, махали крылышками, издавали приятные уху звуки, выписывали замысловатые кривые.

Эти удивительные существа совершенно не досаждали людям. Казалось, они лишь вносят в окружающую обстановку особый колорит, именно для этого они нужны, это их назначение, и они знают своё место. Подобно домашним животным, разнообразнейшие особи причудливых очертаний и невообразимого синтеза красок, словно по команде желающего, садились на и без того странный наряд, создавая при этом совершенно восхитительный дополнительный узор. И тогда дама становилась ещё более очаровательной, а её спутник ещё более загадочным.

2

– Пошли купаться, лежебока, – сказала она и вылила на его разгорячённое тело пригоршню морской воды. Ощущение было просто восхитительное, хотя, по идее, реакция должна была быть совершенно противоположная. Он как бы нехотя оторвал голову от песка, увидел её очаровательную улыбку и ответил: «Иди сама, я лучше погляжу». Она не стала спорить, изящно взяла очки для ныряния; соблазнительно виляя бёдрами, грациозно двинулась к пенной тихо накатывающей на берег волне. Он с удовольствием рассматривал её тело: нежная, гладкая, без изъянов кожа, чуть

загоревшая, почти без родинок, без растительности, без синих прожилок, а тем более синяков; идеально гармоничная фигура – пропорциональная, не сутулая, округлая; лёгкая, летящая походка, длинные соломенные волосы.

«Компьютерная графика линий. Абсолютно доскональная, словно мелодия хит-сингла. Они и меня сделали таким, поэтому ей я очень нравлюсь. Вон как она счастлива», – подумал он.